(no subject)
Dec. 26th, 2005 06:09 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
catstailСТРАНИЧКИ СЕМЕЙНОЙ ХРОНИКИ
ОТЕЦ (Продолжение)
Начало
http://www.livejournal.com/users/catstail/101704.html#cutid1
http://www.livejournal.com/users/catstail/103031.html#cutid1
Мои родители познакомились во время войны на том же опытном стекольном заводе, где отец был директором. Перед войной мама закончила тот же Институт легкой промышленности, что и отец, но не успела защитить диплом. Институт эвакуировался в Куйбышев, а дипломники остались не при деле. Они продолжали жить в общежитии института, но продуктовых карточек как студентам им было уже не положено, и они начали искать работу.
В то же время кто из научных сотрудников НИИ стекла был на фронте, кто тоже эвакуировался, остались только работники опытного завода и дирекция. Туда маму и взяли работать технологом цеха. Основная задача, однако, была не технология, а проблема поддержания работы, так как то электричество отключалось, то керосину не было, то завод грозились закрыть из-за демаскировки – печь, в которой варилось стекло, по ночам светилась из-за высокой температуры.
Родители поженились, и мама переехала из своего общежития в квартиру к отцу.
Эта квартира заслуживает отдельного описания. Я ее прекрасно помню, так как первые 12 лет моей жизни она была моим родным домом.
Дом наш сам по себе был очень интересным. Точной его биографии мне в литературе найти не удалось, поэтому пересказываю то, что слышала от старожилов и помню сама. Это был городской дом генерала Дурасова, даже не дом, а домовладение, состоявшее из двухэтажного особняка, сада, домика сторожа и двух длинных домов, замыкавших сад, где раньше жила генеральская прислуга. Его же именем назывался и переулок, одной своей стороной выходивший на Покровский бульвар, а другой – на улицу Обуха. Особняк был построен в стиле русского ампира, с парадным и черным ходом. Парадный вход обрамляли колонны, вверх вела широкая мраморная лестница с дубовыми перилами и чугунными завитушками, на ступеньках еще сохранились бронзовые колечки и штырьки, о назначении которых мы долго не догадывались. Оказалось, они нужны, чтобы удерживать на лестнице тяжелый ковер. На площадке второго этажа всю стену высотой 4-5 метров занимало венецианское зеркало. От времени оно немного пожелтело, и по краям потемнела амальгама, но зеркало было еще великолепно. Широкие ступени были как-то так устроены, что по лестнице можно было подниматься только медленным торжественным шагом, и тогда постепенно в зеркале появлялась голова, плечи, потом вся фигура. Зато было очень весело скатываться вниз по отполированным многими руками дубовым перилам.
Перед самой войной особняк перестроили. В двух первых этажах анфилады комнат разгородили на длинный коридор и комнатки по числу окон, причем голова амурчика из росписи на потолке оказывалась в одной комнате, а его пухлые ножки – на потолке другой. Мы -дети забавлялись тем, что заглядывая в соседские комнаты, пытались составить полную картину.
Сверху над особняком надстроили еще два этажа, их архитектура отражала идеи коммуны, и больше всего наша квартира была похожа на гостиницу. Четырнадцать комнат выходили в длинный коридор, в конце которого была огромная кухня с тремя газовыми плитами, ванная комната и три туалета.
Нашу квартиру населяли самые разные люди, наверно, она могла бы служить социальным срезом тогдашнего московского общества. В каждой комнате жило по семье. И о каждой можно было написать хотя бы рассказ. Профессор Жуковский был привилегированным жильцом – дверь из общего коридора вела в почти отдельную квартиру из двух комнат и маленькой кухоньки с собственными плитой и раковиной. Еще в нескольких комнатах, в том числе и у нас, были крошечные прихожие и умывальники в них. Все остальное было общим. В том числе и высокий полутемный чердак, где хозяйки сушили белье, а милиция по ночам ловила каких-то темных личностей и выводила их по черному ходу.
Несмотря на разнообразие жильцов, наша квартира ничем не напоминала знаменитую «воронью слободку». Споры, конечно, случались, но происходили в форме вполне цивилизованной. Более того, разъехавшись впоследствии по отдельным квартирам, соседи еще долгие годы навещали друг друга. У меня есть только одно объяснение подобным отношениям: большинство старшего поколения пережили вместе войну, делились новостями и едой, дежурили во дворе и на крыше, просто помогали друг другу выжить.
Отец (как директор Института!) занимал две 12-метровые комнаты с маленькой прихожей, в которой был собственный умывальник, на 4-м этаже в квартире с более чем 40 жильцами. В начале войны к нему переехала бабушка Геня и брат Соломон с семьей – женой и сыном. Вот в такую квартиру и пришла жить мама.
ОТЕЦ (Продолжение)
Начало
http://www.livejournal.com/users/catstail/101704.html#cutid1
http://www.livejournal.com/users/catstail/103031.html#cutid1
Мои родители познакомились во время войны на том же опытном стекольном заводе, где отец был директором. Перед войной мама закончила тот же Институт легкой промышленности, что и отец, но не успела защитить диплом. Институт эвакуировался в Куйбышев, а дипломники остались не при деле. Они продолжали жить в общежитии института, но продуктовых карточек как студентам им было уже не положено, и они начали искать работу.
В то же время кто из научных сотрудников НИИ стекла был на фронте, кто тоже эвакуировался, остались только работники опытного завода и дирекция. Туда маму и взяли работать технологом цеха. Основная задача, однако, была не технология, а проблема поддержания работы, так как то электричество отключалось, то керосину не было, то завод грозились закрыть из-за демаскировки – печь, в которой варилось стекло, по ночам светилась из-за высокой температуры.
Родители поженились, и мама переехала из своего общежития в квартиру к отцу.
Эта квартира заслуживает отдельного описания. Я ее прекрасно помню, так как первые 12 лет моей жизни она была моим родным домом.
Дом наш сам по себе был очень интересным. Точной его биографии мне в литературе найти не удалось, поэтому пересказываю то, что слышала от старожилов и помню сама. Это был городской дом генерала Дурасова, даже не дом, а домовладение, состоявшее из двухэтажного особняка, сада, домика сторожа и двух длинных домов, замыкавших сад, где раньше жила генеральская прислуга. Его же именем назывался и переулок, одной своей стороной выходивший на Покровский бульвар, а другой – на улицу Обуха. Особняк был построен в стиле русского ампира, с парадным и черным ходом. Парадный вход обрамляли колонны, вверх вела широкая мраморная лестница с дубовыми перилами и чугунными завитушками, на ступеньках еще сохранились бронзовые колечки и штырьки, о назначении которых мы долго не догадывались. Оказалось, они нужны, чтобы удерживать на лестнице тяжелый ковер. На площадке второго этажа всю стену высотой 4-5 метров занимало венецианское зеркало. От времени оно немного пожелтело, и по краям потемнела амальгама, но зеркало было еще великолепно. Широкие ступени были как-то так устроены, что по лестнице можно было подниматься только медленным торжественным шагом, и тогда постепенно в зеркале появлялась голова, плечи, потом вся фигура. Зато было очень весело скатываться вниз по отполированным многими руками дубовым перилам.
Перед самой войной особняк перестроили. В двух первых этажах анфилады комнат разгородили на длинный коридор и комнатки по числу окон, причем голова амурчика из росписи на потолке оказывалась в одной комнате, а его пухлые ножки – на потолке другой. Мы -дети забавлялись тем, что заглядывая в соседские комнаты, пытались составить полную картину.
Сверху над особняком надстроили еще два этажа, их архитектура отражала идеи коммуны, и больше всего наша квартира была похожа на гостиницу. Четырнадцать комнат выходили в длинный коридор, в конце которого была огромная кухня с тремя газовыми плитами, ванная комната и три туалета.
Нашу квартиру населяли самые разные люди, наверно, она могла бы служить социальным срезом тогдашнего московского общества. В каждой комнате жило по семье. И о каждой можно было написать хотя бы рассказ. Профессор Жуковский был привилегированным жильцом – дверь из общего коридора вела в почти отдельную квартиру из двух комнат и маленькой кухоньки с собственными плитой и раковиной. Еще в нескольких комнатах, в том числе и у нас, были крошечные прихожие и умывальники в них. Все остальное было общим. В том числе и высокий полутемный чердак, где хозяйки сушили белье, а милиция по ночам ловила каких-то темных личностей и выводила их по черному ходу.
Несмотря на разнообразие жильцов, наша квартира ничем не напоминала знаменитую «воронью слободку». Споры, конечно, случались, но происходили в форме вполне цивилизованной. Более того, разъехавшись впоследствии по отдельным квартирам, соседи еще долгие годы навещали друг друга. У меня есть только одно объяснение подобным отношениям: большинство старшего поколения пережили вместе войну, делились новостями и едой, дежурили во дворе и на крыше, просто помогали друг другу выжить.
Отец (как директор Института!) занимал две 12-метровые комнаты с маленькой прихожей, в которой был собственный умывальник, на 4-м этаже в квартире с более чем 40 жильцами. В начале войны к нему переехала бабушка Геня и брат Соломон с семьей – женой и сыном. Вот в такую квартиру и пришла жить мама.
