![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
МОИ КОШКИ.
Старый дом.
Сколько я себя помню, у нас дома всегда были кошки. Даже когда мы жили в огромной коммунальной квартире на Покровском бульваре с более чем 40 жильцами.
Дом наш сам по себе был очень интересным. Точной его биографии мне в литературе найти не удалось, поэтому пересказываю то, что слышала от старожилов и помню сама. Это был городской дом генерала Дурасова, даже не дом, а домовладение, состоявшее из двух-этажного особняка, сада, домика сторожа и замыкавших сад двух длинных домов, где раньше жили слуги. Его же именем назывался и переулок, одной своей стороной выходивший на Покровский бульвар, а другой – на улицу Обуха. Особняк был построен в стиле русского ампира, с парадным и черным ходом. Парадных вход обрамляли колонны, вверх вела широкая мраморная лестница с дубовыми перилами и чугунными завитушками, на ступеньках еще сохранились бронзовые колечки и штырьки, о назначении которых мы долго не догадывались. Оказалось, чтобы удерживать ковер. На площадке второго этажа всю стену высотой 4-5 метров занимало венецианское зеркало. От времени оно немного пожелтело, и по краям потемнела амальгама, но зеркало было еще великолепно. Широкие ступени были как-то так устроены, что по лестнице можно было подниматься только медленным торжественным шагом, и тогда постепенно в зеркале появлялась голова, плечи, потом вся фигура. Зато было очень весело скатываться вниз по отполированным перилам.
В советское время особняк перестроили. В двух первых этажах анфилады комнат разгородили на длинный коридор и комнатки по числу окон, причем голова амурчика из росписи на потолке оказывалась в одной комнате, а его пухлые ножки – на потолке другой. Дети забавлялись тем, что проходя по соседским комнатам, пытались составить полную картину.
Сверху над особняком надстроили еще два этажа, их архитектура отражала идеи коммуны и больше всего была похожа на гостиничную. Четырнадцать комнат выходили в длинных коридор, в конце которого была огромная кухня с треся газовыми плитами, ванная комната и три туалета.
Нашу квартиру населяли самые разные люди, наверно, она могла бы служить социальным срезом тогдашнего московского общества. В каждой комнате жило по семье. И о каждой можно было написать хотя бы рассказ. Профессор Жуковский был привилегированным жильцом – дверь из общего коридора вела в почти отдельную квартиру из двух комнат и маленькой кухоньки с собственными плитой и раковиной. Еще в нескольких комнатах , в том числе и у нас, были крошечные прихожие и умывальники в них. Все остальное было общим. В том числе и высокий полутемный чердак, где хозяйки сушили белье, а милиция по ночам ловила каких-то темных личностей и выводила их по черному ходу.
Несмотря на разнообразие жильцов, наша квартира ничем не напоминала знаменитую «воронью слободку». Споры, конечно, случались, но происходили в форме вполне цивилизованной. Более того, разъехавшись впоследствии по отдельным квартирам, соседи еще долгие годы навещали друг друга. У меня есть только одно объяснение подобным отношениям: большинство старшего поколения пережили вместе войну, делились новостями и едой, дежурили во дворе и на крыше, просто помогали друг другу выжить.
В кладовке при кухне жила «общественная» черно-белая кошка , конечно же, по имени Мурка. Она была полезным членом нашего квартиры – она ловила мышей, постоянно забегавших с чердака. Причем сама их не ела, а торжественно выкладывала на полу кухни, вызывая утренний визг интеллигентных соседок. К восторгу всех соседских детей каждый год у Мурки появлялись два-три котенка. Причем она их так хорошо прятала, что видели их только, когда они сами выбегали поиграть. Любимой Муркиной игрой, которой она обучала каждое поколение своих котят, была катание в тапочке. На крайний случай, годился ботинок, но тапочек был лучше. Мурка вставляла передние лапы в украденный тапочек, припадала на них и перебирая задними лапками, бвстро-быстро «ехала» по коридору. За ней с криками неслись ребятишки. В конце коридора она разворачивалась и мчалась в обратном направлении. И так до тех пор, пока кто-то из взрослых не разгонял по комнатам веселую компанию.
Кроме общей кошки, у некоторых соседей были и собственные. У одинокой соседки тети Шуры был огромный сибирский кот Василий Васильевич, который целыми днями, пока тетя Шура была на работе, спал или сидел на коврике перед дверью, охранял комнату. (Двери комнат, как правило не запирали.) Василий был суров, дети с ним играть опасались, да и взрослых он не привечал.
Еще Василий был знаменит тем, что питался исключительно крабами. В те времена всеобщего дефицита все витрины придворного гастронома были заставлены банками с надписью на одной стороне «Крабы», а на другой «Снатка». Стоили банки что-то очень дешево. Но большинство соседей их есть почему-то брезговали, и лишь немногие делали из них салат.
Наш кот Пушок крабами тоже брезговал, зато любил огурцы и кабачки. Когда резали огурцы или чистили кабачки, он орал некошачьим голосом и прыгал на высоту кухонного стола. В остальном он был нормальный ласковый и дружелюбный кот.
У других соседей тоже временами появлялись , в основном, коты.
У кошек в квартире существовала какая-то сложная иерархия. Главным, несомненно был Василий.
Подрастающие котята или новые коты иногда пытались свергнуть его с квартирного трона, но каждый раз эти попытки заканчивались неудачей. Так и уехал Василий со своей хозяйкой на новое место жительства непобежденным.
Старый дом.
Сколько я себя помню, у нас дома всегда были кошки. Даже когда мы жили в огромной коммунальной квартире на Покровском бульваре с более чем 40 жильцами.
Дом наш сам по себе был очень интересным. Точной его биографии мне в литературе найти не удалось, поэтому пересказываю то, что слышала от старожилов и помню сама. Это был городской дом генерала Дурасова, даже не дом, а домовладение, состоявшее из двух-этажного особняка, сада, домика сторожа и замыкавших сад двух длинных домов, где раньше жили слуги. Его же именем назывался и переулок, одной своей стороной выходивший на Покровский бульвар, а другой – на улицу Обуха. Особняк был построен в стиле русского ампира, с парадным и черным ходом. Парадных вход обрамляли колонны, вверх вела широкая мраморная лестница с дубовыми перилами и чугунными завитушками, на ступеньках еще сохранились бронзовые колечки и штырьки, о назначении которых мы долго не догадывались. Оказалось, чтобы удерживать ковер. На площадке второго этажа всю стену высотой 4-5 метров занимало венецианское зеркало. От времени оно немного пожелтело, и по краям потемнела амальгама, но зеркало было еще великолепно. Широкие ступени были как-то так устроены, что по лестнице можно было подниматься только медленным торжественным шагом, и тогда постепенно в зеркале появлялась голова, плечи, потом вся фигура. Зато было очень весело скатываться вниз по отполированным перилам.
В советское время особняк перестроили. В двух первых этажах анфилады комнат разгородили на длинный коридор и комнатки по числу окон, причем голова амурчика из росписи на потолке оказывалась в одной комнате, а его пухлые ножки – на потолке другой. Дети забавлялись тем, что проходя по соседским комнатам, пытались составить полную картину.
Сверху над особняком надстроили еще два этажа, их архитектура отражала идеи коммуны и больше всего была похожа на гостиничную. Четырнадцать комнат выходили в длинных коридор, в конце которого была огромная кухня с треся газовыми плитами, ванная комната и три туалета.
Нашу квартиру населяли самые разные люди, наверно, она могла бы служить социальным срезом тогдашнего московского общества. В каждой комнате жило по семье. И о каждой можно было написать хотя бы рассказ. Профессор Жуковский был привилегированным жильцом – дверь из общего коридора вела в почти отдельную квартиру из двух комнат и маленькой кухоньки с собственными плитой и раковиной. Еще в нескольких комнатах , в том числе и у нас, были крошечные прихожие и умывальники в них. Все остальное было общим. В том числе и высокий полутемный чердак, где хозяйки сушили белье, а милиция по ночам ловила каких-то темных личностей и выводила их по черному ходу.
Несмотря на разнообразие жильцов, наша квартира ничем не напоминала знаменитую «воронью слободку». Споры, конечно, случались, но происходили в форме вполне цивилизованной. Более того, разъехавшись впоследствии по отдельным квартирам, соседи еще долгие годы навещали друг друга. У меня есть только одно объяснение подобным отношениям: большинство старшего поколения пережили вместе войну, делились новостями и едой, дежурили во дворе и на крыше, просто помогали друг другу выжить.
В кладовке при кухне жила «общественная» черно-белая кошка , конечно же, по имени Мурка. Она была полезным членом нашего квартиры – она ловила мышей, постоянно забегавших с чердака. Причем сама их не ела, а торжественно выкладывала на полу кухни, вызывая утренний визг интеллигентных соседок. К восторгу всех соседских детей каждый год у Мурки появлялись два-три котенка. Причем она их так хорошо прятала, что видели их только, когда они сами выбегали поиграть. Любимой Муркиной игрой, которой она обучала каждое поколение своих котят, была катание в тапочке. На крайний случай, годился ботинок, но тапочек был лучше. Мурка вставляла передние лапы в украденный тапочек, припадала на них и перебирая задними лапками, бвстро-быстро «ехала» по коридору. За ней с криками неслись ребятишки. В конце коридора она разворачивалась и мчалась в обратном направлении. И так до тех пор, пока кто-то из взрослых не разгонял по комнатам веселую компанию.
Кроме общей кошки, у некоторых соседей были и собственные. У одинокой соседки тети Шуры был огромный сибирский кот Василий Васильевич, который целыми днями, пока тетя Шура была на работе, спал или сидел на коврике перед дверью, охранял комнату. (Двери комнат, как правило не запирали.) Василий был суров, дети с ним играть опасались, да и взрослых он не привечал.
Еще Василий был знаменит тем, что питался исключительно крабами. В те времена всеобщего дефицита все витрины придворного гастронома были заставлены банками с надписью на одной стороне «Крабы», а на другой «Снатка». Стоили банки что-то очень дешево. Но большинство соседей их есть почему-то брезговали, и лишь немногие делали из них салат.
Наш кот Пушок крабами тоже брезговал, зато любил огурцы и кабачки. Когда резали огурцы или чистили кабачки, он орал некошачьим голосом и прыгал на высоту кухонного стола. В остальном он был нормальный ласковый и дружелюбный кот.
У других соседей тоже временами появлялись , в основном, коты.
У кошек в квартире существовала какая-то сложная иерархия. Главным, несомненно был Василий.
Подрастающие котята или новые коты иногда пытались свергнуть его с квартирного трона, но каждый раз эти попытки заканчивались неудачей. Так и уехал Василий со своей хозяйкой на новое место жительства непобежденным.
no subject
А кошачья иерархия - тема для диссертации... Самое занимательное - наблюдать, как какая-нибудь городская киса, всегда считавшая себя пупом земли, учится в нее встраиваться.
no subject
no subject
А кошачью иерархию в чистом виде наблюдала несколько лет в своем дворе в Хайфе. Думаю, от страны она вряд ли зависит. Будет время, обязательно напишу.
Странно, что пишу для себя, просто чтобы привести в порядок какие-то дорогие воспоминания, и вдруг кому-то это тоже оказывается интересным. Спасибо, что читаете.